Сретенье («Когда она в церковь впервые внесла»)

Когда она в церковь впервые внесла 
дитя, находились внутри из числа 
людей, находившихся там постоянно, 
Святой Симеон и пророчица Анна. 
И старец воспринял младенца из рук 
Марии; и три человека вокруг 
младенца стояли, как зыбкая рама, 
в то утро, затеряны в сумраке храма. 
Тот храм обступал их, как замерший лес. 
От взглядов людей и от взоров небес 
вершины скрывали, сумев распластаться, 
в то утро Марию, пророчицу, старца. 
И только на темя случайным лучом 
свет падал младенцу; но он ни о чем 
не ведал еще и посапывал сонно, 
покоясь на крепких руках Симеона. 
А было поведано старцу сему, 
о том, что увидит он смертную тьму 
не прежде, чем сына увидит Господня. 
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня, 
реченное некогда слово храня, 
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня, 
затем что глаза мои видели это 
дитя: он — Твое продолженье и света 
источник для идолов чтящих племен, 
и слава Израиля в нем». — Симеон 
умолкнул. Их всех тишина обступила. 
Лишь эхо тех слов, задевая стропила, 
кружилось какое-то время спустя 
над их головами, слегка шелестя 
под сводами храма, как некая птица, 
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина 
не менее странной, чем речь. Смущена, 
Мария молчала. «Слова-то какие...» 
И старец сказал, повернувшись к Марии: 
«В лежащем сейчас на раменах твоих 
паденье одних, возвышенье других, 
предмет пререканий и повод к раздорам. 
И тем же оружьем, Мария, которым 
терзаема плоть его будет, твоя 
душа будет ранена. Рана сия 
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко 
в сердцах человеков, как некое око». 
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед 
Мария, сутулясь, и тяжестью лет 
согбенная Анна безмолвно глядели. 
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле 
для двух этих женщин под сенью колонн. 
Почти подгоняем их взглядами, он 
шел молча по этому храму пустому 
к белевшему смутно дверному проему. 
И поступь была стариковски тверда. 
Лишь голос пророчицы сзади когда 
раздался, он шаг придержал свой немного: 
но там не его окликали, а Бога 
пророчица славить уже начала. 
И дверь приближалась. Одежд и чела 
уж ветер коснулся, и в уши упрямо 
врывался шум жизни за стенами храма. 
Он шел умирать. И не в уличный гул 
он, дверь отворивши руками, шагнул, 
но в глухонемые владения смерти. 
Он шел по пространству, лишенному тверди, 
он слышал, что время утратило звук. 
И образ Младенца с сияньем вокруг 
пушистого темени смертной тропою 
душа Симеона несла пред собою 
как некий светильник, в ту черную тьму, 
в которой дотоле еще никому 
дорогу себе озарять не случалось. 
Светильник светил, и тропа расширялась.

Иосиф Бродский

Просмотров: 2194


Разработка веб сайтов